Кавказ, Безенги. Прыжок в трещину.

Часть Первая историй о Безенги. Алекс Юркин.

— Прыгай, прыгай, — ободряюще улыбнулся инструктор, помахивая в сторону обрыва ледорубом.

Я прыгнул, а моя напарница принялась зарубаться, пытаясь погасить внезапно возникшее между нами притяжение.

Чувство полета. Скрежет, шорохи. Летящая в лицо снежная стружка.

Тишина.

Осознание случившегося пришло намного позже.

***

Мы заехали в гостеприимный лагерь Безенги второго июня 2019 года.

Четыре человека, которым суждено сыграть в этом рассказе главные роли, приехали пройти обучение на повышение своей инструкторской категории с третьей на вторую.

Алекс Юркин, Лерик Меркурьева, Ксюша Кочнева и я, Андрей Андреев.

Инструктором у нас был Владимир Молодожен (который при ближайшем рассмотрении оказался очень даже наоборот).

Прозрачный горный воздух навевал мысли о великом, июньский лагерь только-только просыпался от зимней спячки.

***

Вопросы своего предназначения волнуют всех, в тот или иной период их жизни. Вопрос своего предназначения волновал и меня. До тех пор, пока я не прыгнул в трещину. Прыгнул сам, добровольно, повинуясь гипнотическому покачиванию ледоруба инструктора.

— Прыгай, прыгай, — ободряюще улыбнулся инструктор.

И я прыгнул.

В ворвавшейся в мое сознание тишине был только я, неторопливо вращающийся на натянутой веревке, и Горы.

Мысли в голову приходили странные. Одна из них была о том, что для слова «горы» существует мета-синоним «Горы», который на самом деле непонятно, что обозначает, но многим восходителям знаком.

«Горы» — это восторг, радость и одновременно прозрачное спокойствие, которое возникает, зачастую, когда ты ходишь в горы. Что-то внутри, а не снаружи (мысль о том, что для описания этого сложного непонятного нового термина, есть простой старый и понятный — «горная болезнь», мне тогда не приходила).

Кажется, что в тот момент я понимал всю неоднозначность вопроса “почему вы ходите в горы”?

Вы, собственно, какие горы имеете ввиду?

Зачем мы ходим в Горы? Это не вопрос новичка. Новичок не задается этим вопросом. Новичок стремится в свое воображение, в песни Визбора и Окуджавы, рассказы Стеценко и Мориса Эрцога. В «Горы» отважных ребят и смеющихся девчонок. Навстречу возможности подвига и духу приключений.

Когда я был новичком и читал рассказы Урубко, я не понимал, почему он так пишет. “Над горами Заилийского Ала-Тау ветер рвал последние клочья облаков…” или “окружавшие нас оскаленные гребни уже розовели в рассветных лучах”. Это диссонировало с моим ощущением Гор. А сейчас, кажется, стал понимать.

В моем случае я ощутил зов Гор много лет назад, еще ребенком. Он пришел в виде картинки, или песни, или c чьим-то рассказом, этого уже не помню. Затем, много лет спустя я оказался в настоящих, реальных горах, и следующие несколько лет были наполнены прозрачной, почти осязаемой магией Гор.

Время шло, жажда Гор оказалась практически утолена, и я стал обнаруживать себя механически поднимающимся на ночевки, рутинно ведущим группу на восхождение — уже инструктором.

Получается, что горы есть, но зова «Гор» в них для меня больше нет.

***

Лера зарубилась быстро и решительно. Клювик ледоруба вгрызся в податливый лед, прочертив небольшую канавку. Ей нужно было удержать напарника, сорвавшегося в трещину, собрать станцию и перенести на нее нагрузку. Затем — вытянуть напарника полиспастом.

— Только бы не вкрутить ледобур в камень, — подумала Лера.

***

Свет от окружающего мира стал потихоньку возвращаться в норму.

Я заметил ярко-желтое пятно, висящее неподалеку от меня. Юркин.

— Висишь, Андрюха?

— Вишу, Саня.

— И я вишу, Андрюха, представь? — смеется. — Мы словно рыбы в пруду, висим и пускаем пузыри, не осознавая, что там на поверхности, жизнь, полная движений. Наши девчонки, скрипя зубами от натуги, вгрызаются ледорубами и кошками в летний Безенгийский лед, пытаясь удержать нас от падения. Инструктор делает им замечания, прикидывая в уме, долетим ли мы, в случае чего, до дна трещины, или нет. Девушки давят на древко ледоруба грудью, ощущая, как вот-вот, почти по гребенщиковски, «тронется лед». Представляешь? Столько сплелось всего. А мы тут висим, неторопливо вращаясь вокруг своей оси, да разговоры разговариваем. Как рыбы в пруду, ей-богу.

— Точно, как рыбы, — улыбаюсь я в ответ.

— Но самое смешное не это, — продолжал Алекс, — самое смешное, что вся моя жизнь, каждый выбор, сделанный мной с рождения, толкал меня к тому, чтобы я вот так же как и ты, смешно вращаясь, висел в трещине. То есть мой путь, задумайся, привел меня к тому, чтобы я работал рыбой (то есть грузом) для отработки спасения из трещины. Смешно, Андрюха?

— Смешно, Саня, — задумчиво ответил я, ощутив, что меня больше не волнует вопрос моего предназначения.

***

Внезапно, я почувствовал рывок веревки, поднявший меня немного вверх.

Полиспаст готов.

— Ну что, до встречи наверху, Саня, — с улыбкой помахал я рукой.

— Давай, Андрюха, — помахал он в ответ, удивительно мелодично начав насвистывать Stairway to Heaven.

Андрей Андреев,

фото автора

альпклуб «Пенза»



Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *